Сергей Александрович Стебаков

(Эссе с бытовыми аналогиями)

Желая сформировать интегральное представление о человеческой жизни, надо прежде всего отрешиться от гипноза реальности, внушающего нам, что она - не только необходимое, но и главнейшее из всех ощущений.

Я думаю, что ощущение реальности - это один из многих режимов существования и что он предназначен для накопления впечатлений. Для их переработки нужны особые режимы самоизоляции от воздействий источников впечатлений. Это "режим медитации" и "режим сновидения". Кроме них существуют всякие промежуточные режимные комбинации.

Среди различных процессов переработки обратим внимание на попытки произвольного (в медитациях) или непроизвольного (во сне) раздвоения, при котором наш двойник переживает некий "прикидочный" процесс существования. Все это вполне нормально, но бывают отклонения от нормы, дающие примеры того "раздвоения личности", которое описывается психиатрами.

Думается, что полезно подвергнуть одновременному рассмотрению и нормальные, и патологические "прикидки" и "режим накопления" материала для этих прикидок, считая патологические раздвоения "гибридами" "нормальной прикидки" и "режима накопления".

Задаемся вопросом: что останется от личности, если мы ее "обезличим"? По-видимому, что-то вроде вешалки, на которую, до обезличивания, были навешены разные личностные характеристики. Они были навешены, как одежды, детали которых взяты из "гардероба накопленных впечатлений".

Итак, мы уже приступили к некоторому структурированию. У нас уже есть:

А. вешалка".

Б. "перемены одежды".

С. "гардероб".

Думается, что и "режим накопления также совмещается с некоторой "прикидкой".

Исключим из рассмотрения "патологические прикидки", ограничившись замечанием о том, что это не что-то исключительное, а некое преувеличение весьма обычного. Теперь у нас остались только нормальные прикидки, когда перебирая "гардероб" и составляя различные "одежные комплекты", навешиваем их на тот остов нашей личности, который называем вешалкой. Одно из таких "одеяний" играет роль "спецодежды" и надевается каждый раз, когда мы, погружаясь в "реальное", занимаемся "пополнением гардероба" (помимо необходимостей жизнеобеспечения, аналогичных тому, что театральные кассиры называют "нагрузкой", и помимо вспомогательных карьерных задач). В остальных "одеяниях" мы разыгрываем в "медитациях" или "сновидениях" сцены воображаемого существования, прикладывая так и этак, и, выясняя, "что к чему идет".

Похоже, что это неутомимое репетирование имеет целью что-то проверять, что-то отсеивать, что-то нащупывать. Трудно понять, что именно, но совсем непонятной была бы бесцельность всего этого. Это репетирование, во всех случаях, кроме реальности, происходит в присутствии лишь одного зрителя, но необязательно лишь с одним участником.

Говоря "одеяние", мы подразумеваем не только свой реальный или воображаемый облик, но и душевное самочувствие, выбор которого в медитациях также, как и во сне, неподвластен нам. Все, кто знают, как недалека эйфория от депрессии, могут, как и я ломать голову, думая о том, что от чего зависит.

Вот так мы все репетируем и репетируем. Мне совсем неясно, на чем режиссер, в конце концов, остановится и какова будет генеральная репетиция. Тем более неясно, когда и в каком помещении состоится спектакль. Мне хотелось бы только уложиться в срок и достаточно отрепетировать свою роль к тому моменту, когда будет объявлен мой выход.

С.А.Стебаков