Сергей Александрович Стебаков

(Небольшое эссе)

Древние греки называли софистами (т.е. познавателями) всех старавшихся разобраться, как устроен и действует мир. Любителей познания, особенно широко ставивших вопросы и особенно глубоко в них вникавших, Сократ называл философами. Никакие ограничения философской проблематики не устанавливались и, значительно позже Сократа, Амос Коменский определял философа, как человека, изучающего причины и следствия, которые из этих причин проистекают.

В этом понимании философия есть наука о причинно-следственных закономерностях и, как область знания, она противостоит тем областям, где закономерности еще не установлены (например, духовная жизнь человечества и ее отражение в истории общества или учение о божестве, которое принципиально не связано ни с какими закономерностями). В дальнейшем смысл философии, как термина, подвергся необычайной трансформации. Сперва рамки философии были расширены так, что в них оказалось вообще все, что связано с каким-нибудь размышлением, а потом так сужены, что все более или менее точно проверенное и чему-нибудь, действительно, научающее оказалось вне этих рамок. Затем философия стала учением о том, что справедливо само по себе, о том, что предваряет всякое точное познание, о том, что угодно истолковать, как общий итог человеческого опыта, короче говоря, учением о проблемах и принципах. Одной из проблем было суждено выйти на авансцену и остаться на ней, как проблема номер один. Это проблема "быть или не быть", ощущавшаяся и сформированная гораздо раньше, чем исполнитель роли Гамлета провозгласил ее на сцене. "Быть или не быть" значит "жить или не жить", продолжать существование после того, как подсчитаны "выгоды и издержки производства" или оборвать его каким-нибудь наиболее приемлемым способом. Философы с аппетитом набросились на эту проблему и, как легко было ожидать, пришли к единому выводу и к множеству совершенно различных его обоснований.

Ясно, что ответ должен был быть положительным. Категорически отвечалось: "Быть!!" Сторонники противоположного мнения имели возможность молча выйти из игры, не ввязываясь в обсуждение. Что же касается до обоснования, то, отвлекаясь от деталей, все ответы можно свести к трем основным:

1. Материальный мир - это только видимость. Делать выбор между жизнью и смертью бессмысленно. Жизни нет, а, следовательно, и смерти не существует. Продолжай свое существование или, вернее говоря, оставайся несуществующим и не наивничай.

2. Все в мире материально. Человек наделен материальной неумирающей душой. За пределами известного нам существования имеет место другое существование - трансцендентное. Не дури и не ускоряй события. На том свете самоубийцы выглядят довольно бледно.

По поводу этих двух ответов следует заметить, что первый влечет отрицание смысла жизни, а второй, наоборот, утверждает явную осмысленность существования и предлагает всяческие спасительные религии, сводящиеся к соблюдению различных морально-этических норм.

Был еще и третий ответ. Он исходил из того, что ощутимый мир материален, а неощутимого нет и быть не может. Смыслом жизни объявлялась активная борьба за существование. Утверждалось, что в этой борьбе достижимо состояние счастья, при котором нелепым становится сам вопрос "быть или не быть". Ради этого счастья надо обязательно "быть", ради счастья надо рисковать жизнью, если это неизбежно. А сгоряча можно даже идти на верную гибель, тогда ощущение счастья выражается в ощущении красоты подвига. Морально-этические нормы оправданы, во-первых, рассудочно, а, во-вторых, эмоционально, приводя, в частности, к ощущению этой же самой красоты подвига. Последовательные сторонники третьего ответа обвиняли сторонников первого ответа в сумасшествии, а сторонники второго - в глупости и невежестве. Как можно всерьез говорить о посмертном обитании души в потустороннем мире, если, во-первых, еще никто оттуда не возвращался, а, во-вторых, астрономы, глядя в телескоп, не видят никакого потустороннего мира. К тому же история науки приводит к отрицанию концепции души.

Говоря такое, сторонники третьего ответа ужасно распалялись и, наконец, начинали негодовать на самих себя: -Что мы, на самом деле, тратим красноречие по такому чепуховому поводу?! Тут и так все ясно, к тому же вопрос этот совсем не философский. Его из философии надо вовсе исключить! Чем должен заниматься философ? Борьбой со сторонниками первого ответа! Мы повторяем, что они сумасшедшие, но ведь известно же, что сумасшедший опаснее дурака. Недаром в том же "Гамлете" говорится, что "…с ловкостью помешанного он…" и т.д. Сумасшедший может прикинуться нашим единомышленником, а потом так навредит, что "будь здоров". Может быть, - говорили они, - это слишком узко для философии, но ничего, мы сейчас развернем красивое знамя. Первый ответ явно несовместим с какой-нибудь верой в науку. Итак, мы боремся за науку, мы отстаиваем ее от посягательств маскирующихся сторонников первого ответа. Кстати, они - тоже самое, что и сторонники второго ответа. Различие - это только видимость, хитрая маскировка. Задача философии - это утверждение того, что рано или поздно можно познать все, что угодно. И довольно разговоров про "быть или не быть".

Третий вопрос вполне устраивает ребенка, который чувствует себя счастливым от того, что бегает, прыгает, может влезть на дерево; устраивает молодых людей, которые считают, что жизнь "на всю катушку" - это купанье, песни у костра, свидания влюбленных; устраивает людей зрелого возраста, одержимых желанием вырастить свое потомство; устраивает престарелых с угасшими желаниями, у которых "все в прошлом". Первый ответ, если из него не делать профессию, может, как оказалось, мирно сожительствовать с третьим. Первый ответ необходим "типичным интеллигентам" в дружеских беседах "за жизнь", в откровенных беседах за рюмкой водки. "Каков смысл жизни?.. Нет смысла… Жизнь бессмысленна".

Приемлющими же второй ответ остаются, как привыкли теперь думать глупцы и невежды, все те, кто не считаются с историей науки. А глупость и невежество искореняются просвещением. Тут действуют школы, библиотеки, кино, радио, министерства культуры различных стран, наконец, ЮНЕСКО. Правда, всяческие шарлатаны и их легковерные почитатели встречаются пока еще в изобилии, но уже сознающие свою ответственность религиозные лидеры стараются больше напирать на моральные, а не на мистические обоснования религиозной догмы.

Итак, все можно бы считать идущим на лад, если бы не откровенные признания за рюмкой водки и не по сие время пребывающий на авансцене сакраментальный вопрос "быть или не быть".

Разумеется, это небольшое эссе не сможет быть небольшим, претендуя исчерпать этот вопрос. Но разве не разумеется и то, что это эссе перестанет быть эссе, если давая очерк ситуации, оно малодушно уйдет от вопроса, так старательно заостренного. Имея собственное мнение о смысле жизни, попробуем его высказать.

Смысл жизни состоит в поисках смысла жизни. Можно, конечно, прямо, без всякого увиливания дать такой простой ответ на самый гнетущий, самый мучительный вопрос всех времен, не страшась, что он смахивает на мелкий и неумный парадокс. Наше утверждение не выиграет в убедительности, если добавить, что ничего более разумного в существующей ситуации не придумано, что альтернативой является отсутствие поисков, а это уже полная безнадежность. Чтобы наше разъяснение о смысле жизни само имело смысл, надо показать, что предлагаемый поиск не является бессмысленным, что вполне может быть успешным и что если искомый смысл еще не найден, то только по той причине, что еще не удосужились как следует поискать. Последнее замечание кажется странным. Ведь, как известно из истории… Впрочем, из истории ничего не известно. Чтобы что-нибудь было известно из истории, надо чтобы сама история была известна. Необходимость узнать историю и разобраться в ней принуждает нас к написанию нового эссе, посвященного исторической теме.

С.А.Стебаков